"Персона PLUS" № 4, 2010 г.



Мемуары




Сергей ШАБАЛИН



ПАМЯТИ АЛЕКСЕЯ ДАЕНА

Двадцать первого ноября 2010 года, в Нью-Йорке, в собственной квартире, умер Алексей Даен известный поэт, прозаик, переводчик и фотограф. Ему было 34 года.

Я был в постоянном контакте с Алексеем, и это был обыкновенный звонок другу, которому в последние дни нездоровилось. Часы показывали без пятнадцати одиннадцать. Но на мой звонок почему-то ответил наш общий знакомый – живущий в двух кварталах от дома Даена и часто бывавший у него в гостях.
– Привет, Сережа…
– Привет. Как там у Леши дела?
– Леша умер… сегодня утром…
…Я побежал к станции метро, но ватные ноги почти "не бежали". Не без труда преодолел лестницу ведущую на собвейную эстакаду и ввалился (другого слова не найдешь) в полупустой вагон, хотя меня никто не толкал в спину. Скрипучий поезд потащился через серое бруклинское утро.
"Aх, черт, сегодня суббота!.." По выходным дням в Нью- Йорке меняют маршруты, и поездка из одного конца города в другой иногда становится мучительно-долгим мероприятием… особенно в такой день!
Поезд ехал издевательски медленно, подолгу останавливаясь на станциях и застревая в тоннелях. Громкоговоритель дробил барабанные перепонки громкими, но бесполезными объявлениями. Сорока минут подобной езды более чем хватило…
Как только "антиэкспресс" пересек границу Бруклина и Квинса, ко мне внезапно вернулась энергия – это была нервная энергия, порожденная страхом, и я, выскочив из подземки, тормознул подвернувшийся под руку желтый кэб. Повезло хоть в чем-то – в этом забытом Богом районе поймать такси совсем непросто. Водитель-индус спросил откуда я родом (стандартный вопрос в эмигрантском Нью-Йорке).
"Из России… У меня сегодня друг умер…" – пробормотал я в ответ. Таксист проникся услышанным и произнес по-индийски, что-то похожее на заклинание.
…Алексей лежал на полу гостиной, завернутый в одеяло. Лицо было закрыто. Вокруг пятна крови. У входа в квартиру дежурил полисмен…
Наверное, это стандартная картина – так и бывает в таких случаях… но бред, бред…
Мы познакомились с Лешей весной 2001 года при довольно смешных, во всяком случае, сейчас они мне кажутся смешными, обстоятельствах. Хотя в тот момент ничего смешного, конечно, не было – наc избили на выходе из известного нью-йоркского ресторана "Самовар", где мы сидели за стойкой бара, изрядно приняв на грудь. За противоположным столом тусовалась группа крепких парней, я бы сказал торжествующе-жлобского вида. Пацаны кадрили девушек. Вроде бы обыкновенная картина, что тут может раздражать? Но в ту пору мы еще боролись с ветряными мельницами. Особенно Даен.
Я непроизвольно бросил на пацанов презрительный взгляд, но отвернулся, и все могло безболезненно закончиться на этом эпизоде. Но Алексею (я не знаю, заметил ли он мой взгляд) этого показалось недостаточным. Он подошел к противоположному столу и громко произнес: "Как они могут разговаривать с девушками, если они не читали Борхеса и Кортасара, Кастанеду и Бродского!.."
Оскорбленная четверка парней ждала нас на выходе из бара. Номинальной мишенью стал я, но "обратились" они к Леше:
— Что у тебя друг за мудила?
— Уроды. Это поэт!
Посыпались удары. Меня ударили в сонную артерию и повалили на асфальт. Лешу продолжали бить… ногами.
На следующий день он позвонил мне и сказал: "Я к тебе сейчас приеду".
"Приезжай". И он приехал. Из квартиры на 38-й и Парк авеню в мое тогдашнее логово в Бронксе.
Я сразу почувствовал, что передо мной неординарный человек. Что в общелюдской и, в частности, нашей эмигрантской "флоре и фауне", где все интересуются лишь покупкой земли в респектабельных пригородах или приобретением крутого автомобиля, обитает редкая и красивая птица – передо мной сидел совсем молодой человек, который пил водку из граненого стакана и читал наизусть Бродского и Айги.
Отмечу, что он был совсем не обделен земными благами – в то время он работал программистом в престижной фирме "Смит энд Барни", у него была квартира в сердце Манхеттена, свободные деньги, девушки… Но интересовали его, прежде всего, искусство и литература, а также богема и богемный мир (во всем его величии и уродстве).
Закончив с Бродским, он прочитал мне несколько своих, тогда еще незрелых стихотворений. Это было не важно. Я увидел, что передо мной – ХУДОЖНИК.
Художник по жизни… Мальчики и девочки, научившиеся писать грамотные вирши, в большинстве своем недопоэты. Потому что поэт – это еще и образ жизни – определенная модель существования, от которой Даен не отступал ни на шаг.
Наша дружба не всегда была безоблачной. Мы не только дружили, но и ссорились. Однако сейчас я хочу рассказать о том, как мы мирились. Потому что происходило это при самых невероятных обстоятельствах.
Весной 2002 года я не общался с Даеном около двух месяцев – и уже не помню, что стало причиной ссоры. Но помню, что где-то через месяц после нашего конфликта я познакомился с очаровательной казанской девушкой и вскоре переехал к ней. Моя новая подруга жила в Бруклине, на ист 3-й стрит и авеню Экс. Мне нравился новый район, и я практиковал частые прогулки по нему, в одиночестве или вдвоем, с Лилей. И вот во время одной из прогулок мы случайно встретили на улице Даена! Произошло нечто невероятное – русский Нью-Йорк сегодня огромен, но случилось так, что Леша тоже познакомился с девушкой, которая жила на авеню Экс и Ист-3-ей улице, в здании, расположенном через дорогу от нашего! И эта девушка оказалась художницей, и мы стали, что называется, дружить домами. Вокруг нас образовалась любопытная компания, и мы обрастали все новыми и новыми знакомыми.
В те годы (я говорю о 2002-2003 годах) Даен организовывал поэтические вечера дома и на публичных площадках, приглашая интересных ему поэтов. И "на нас ходили" – да еще как ходили! На некоторых вечерах присутствовало по 70-100 слушателей, что немало даже для сегодняшней Москвы, а уж тем более для русской колонии Нью-Йорка. К тому же я вел тогда литературную программу на русскоязычном радио и анонсировал эти вечера в своей передаче.
Другая ссора произошла двумя годами позже. Даен к тому времени смертельно поссорился со своей бруклинской girlfriend и вернулся на 38-ю и Парк. Однажды я вполне осознанно, хотя и бесцельно бродил по западной части острова Манхеттен. Стоял теплый и какой-то тихий, по нью-йоркским меркам, осенний вечер, который совершенно не мешал полному погружению в собственные мысли. Вдруг меня кто-то окликнул. Я обернулся и увидел человека ехавшего в рикше. Это был Леша Даен в компании своей новой подруги.
— Шабалин! Залезай к нам в карету!
— Привет, Леха!
И мы покатили в коляске рикши по городу Нью-Йорку, а вечер, конечно же, закончился распитием "вискаря" и других горячительных напитков в Лешиной квартире.
Я пишу об этих эпизодах потому, что в них, как и в нашей первой встрече, было какое-то знамение сверху. И его ранняя смерть – это, конечно, какой-то посыл "оттуда", который нам всем еще предстоит осмыслить.
Он был неотъемлемой частью Нью-Йорка и не только русского Нью-Йорка, помогая громадному количеству людей со всех концов света. У него на месяцы задерживались визитеры из России, государств СНГ и различных городов Америки. Если нужны были деньги, то их одалживали у Даена. Они у него почему-то всегда находились, даже тогда, когда он терял работу. Многие из тех, кому он помогал (я сейчас не хочу называть имен), позже повернулись к нему своим неблаговидным местом, но будучи по-настоящему широким и щедрым человеком, Леша никогда не думал о возврате добра, делая его.
2003-2008 годы – период бурной литературной деятельности Даена. В этот период из под его пера выходят книги прозы "На полке" и "Город вертикальный", сборники стихов: "Шестое апреля в Квинсе", "Треска печени", сборник стихов и переводов "Женщина справа". Среди переведенных им на русский язык американских поэтов: А. Д. Уинанс, Грегори Корсо, Джек Мишелин, М. Л. Либлер, Алдо Тамбелини, Джон Дотсон, Стэнли Кьюниц и многие другие. Он издает собственный журнал. Сотрудничает с фондом "Cross-Cultural Communications". Это дает ему возможность получать субсидии на издание книг современных российских поэтов. Фотография – еще одно увлечение Даена – он создал замечательную фотогалерею портретов писателей и живописцев разных поколений.
В эти годы он также знакомится почти со всеми известными русскими и американскими поэтами. С некоторыми из них его познакомил я, но, думаю, что Леша познакомился бы с ними и без моего посредничества, благодаря своей неуемной энергии (которая меня всегда поражала), природной коммуникабельности и подлинному желанию встретить этих людей. Отличительными чертами его характера были уже упомянутая энергия (драйв) и оптимизм, несгибаемый оптимизм, которого почти нет в его стихах, но который присутствовал в повседневной жизни Алексея, в каждом его движении и слове, даже тогда, когда он говорил о грустных вещах. Этот оптимизм не покидал его и тогда, когда он узнал свой страшный диагноз — рак печени и проходил многомесячное, мучительное лечение.
В это время я жил в Москве, но мы активно переписывались и общались по телефону. В августе этого года пришли хорошие новости: "Серега, я победил рак!" – писал он.
Вскоре после этого он вновь начал попивать, сказав друзьям, что получил от врача разрешение на возлияния. Более вероятно то, что никакого разрешения он на самом деле не получал. Приехав в Нью- Йорк и увидев, как он начинает свой день с коктейля "водка энд тоник" собственного изготовления, я почти накричал на него. "Старик, моя печень сейчас в лучшем состоянии чем твоя", – ответил он.
Тут нужно сказать еще об одной черте характера Даена – это был большой мистификатор. Да, Леша мог приврать. Но это вранье было совершенно безвредным… и художественным, что ли. В литературных справках о Даене, как и в некрологах, которые я успел прочитать, 1972 год фигурирует как дата рождения поэта, и никто никогда не сомневался в достоверности этих цифр. Довольно давно, когда я еще жил на упомянутой выше авеню Экс, Лиля (она была в профессиональном ладу с любой базой данных) как-то сказала мне, что Даен привирает свой возраст. Когда мужчина скашивает свои года, это вызывает усмешку, но Даен не уменьшал, а увеличивал цифру прожитых им лет и зим. Тогда я не очень поверил услышанному — ошибка, наверное… Но в прошлый понедельник — день похорон Алексея я получил неоспоримое подтверждение слов моей бывшей подруги – на небольшой металлической табличке, установленной на могиле поэта, значился не 1972-й, а 1976-й год рождения! Он умер в 34 года!
Зачем он придумал подобную легенду? Наверное, для того чтобы, образно говоря, быть на равных с людьми, которые старше его. Чтобы казаться человеком более опытным и искушенным. Чтобы можно было "на правах очевидца" поговорить, скажем, о второй половине семидесятых годов, которую он не мог помнить. Однако ему совсем не нужна была эта байка. В своей короткой жизни он прошел через все мыслимые и немыслимые испытания. Почти все его друзья – люди более старшего возраста, но мы всегда общались с ним на равных, потому что нам было интересно с ним.
Что еще можно сказать сейчас о Леше? Возможно, через некоторое время я смогу написать нечто более глубокое о близком друге и человеке, который, уйдя из жизни, оставил после себя ауру некой загадки. Я не могу сейчас ответить на все вопросы об Алексее (эти вопросы я задаю себе сам), хотя и знал его лучше других. Прошла всего лишь неделя после смерти Даена и более масштабное осмысление этой перевернутой страницы МОЕЙ жизни, наверное, придет позже. А сейчас главенствуют недоумение и периодически возвращающаяся боль.

27 ноября 2010 года


 

главная | новый номер | гвозди номера | архив | редакция | пресса о нас | магазин | гостевая




Яндекс.Метрика